"ЛЮБЛЮ ГУЛЯТЬ ПО КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ, КОГДА ИДЕТ СНЕГ"
Откровения Ирины Стивенсон, российской американки • Елена ЯКОВЛЕВА Газета «Известия» 18 декабря 2002 г.

По оценкам ООН, около 130 миллионов человек живет за пределами своей страны. Это население целой страны - страны переехавших. Самые устойчивые ассоциации слова "миграция" у нас - либо "утечка мозгов", либо наплыв дешевой рабочей силы. Необычный мигрант - Ирина Стивенсон. Она тринадцать с половиной лет назад приехала из США в Россию работать. Говорят, что под решением по этому поводу понадобилась подпись самого Горбачева. Вот что рассказывает Ирина о своей жизни в России нашему корреспонденту Елене ЯКОВЛЕВОЙ.

- Ирина, почему вы решили приехать в Россию?

- Я родилась в Нью-Йорке, выросла в Чикаго в семье домохозяйки и банковского служащего. Я была последним, четвертым ребенком. Это классический американский "средний класс". Училась в обычных муниципальных школах, затем в очень хорошем частном университете в Принстоне. Там стала изучать русский язык. Очень хотелось прочитать Достоевского и Чехова в подлиннике. Я знала французский, бралась за немецкий и японский. Но от русского у меня возникло какое-то бедовое ощущение свободы.

По студенческому обмену я съездила в Ленинград. Впечатления: безумно красивый, чистый, солнечный город, подпольные рок-концерты, фарцовщики, 5 килограммов печенья, купленные мною из-за невозможности объясниться с продавщицей. Ощущения отсталой страны или ГУЛАГа у меня не было. И не потому, что я не читала Солженицына. Я его читала. Но мой любимый университетский профессор, не раз бывавший в России, никогда не рассказывал о ней с политической точки зрения - а всегда о жизни обычных людей. И я научилась так смотреть на Россию. Кроме того, мне было необыкновенно интересно пройти по улицам, которые описаны у Пушкина, Достоевского и Белого. Я приехала не сравнивать, я приехала просто потрогать Россию.

Затем я специально поступила в аспирантуру в Америке, чтобы вернуться сюда обратно. Вернулась через год - в Москву. Сидела в Ленинке, читала старые журналы времен "Мира искусства", за окном шел снег. Уже началась перестройка, меня таскали по разным вечерам, встречам с писателями, на которых уже начинали говорить о лагерях. Была на вечере Битова, сидела на ваших знаменитых кухнях. Однажды на такой кухне все читали стихи, и мне надо было. А в США стихи в школьных программах мало что значат. Я не знала ни одного, кроме детских. И я прочла про мальчика, бегущего за мячиком, таким тоном, будто я читаю Ахматову. Следующий за мной чтец улыбнулся - и прочитал Шекспира на английском.

Я стала искать в Москве работу, чтобы приехать сюда жить надолго и иметь возможность обсуждать свой литературоведческий труд с российскими коллегами. Разослала резюме по газетам и журналам, и меня позвали в американскую редакцию ТАСС. Кажется, я была первая, кто вот так приехал в Россию работать из капстраны. Говорят, что решение об этом потребовало подписи самого Горбачева.

- У вас не было бытового шока?

- Я приехала в 1989 году, это было тяжелое время для жизни в чужой стране. Меня встретили в аэропорту, привезли на служебную квартиру, дали мне в руки контракт и уехали. А в квартире не оказалось света.

Единственная горевшая лампочка была в холодильнике. Я раскрыла холодильник и стала читать контракт, с удивлением обнаружив, что приехала не на год, а на два и билет обратно мне раньше не оплатят. Наутро выяснилось, что в магазинах нет лампочек. Когда спустя какое-то время подруга подарила мне лампочку, я вкрутила ее в настольную лампу и почувствовала себя счастливой. Но надо было чинить электричество. Я ничего не знала о ваших жэках и требовала, чтобы ко мне пришли электрики из ТАСС; они, конечно, не хотели. Наконец один пришел с утра, сказал, что у него не те инструменты и перенес визит на 7 вечера. В 7 вечера он развел руками - темновато ремонтировать. Я устроила скандал.

Моя зарплата была привязана к рублю, а рубль вскоре начал падать. (Долларовая часть моей зарплаты лежала на счету во Внешэкономбанке, и я могла ее снять только при отъезде.) Кроме того, в Москве ввели талоны на сахар и водку и специальные "визитки" для москвичей, чтобы что-то можно было купить. Мне "визитку" не дали. Открыть американский паспорт и показать московскую прописку было невозможно, меня бы в четырехчасовой очереди на куски разорвали: для людей с американским паспортом есть специальные магазины, не трогай нашу колбасу! Но я не могла пойти в эти магазины со своей рублевой зарплатой. В какой-то момент я поняла, что зарабатываю 10 долларов в месяц. И тогда я устроила трудовой спор и перешла работать на полставки, подрабатывая в западных фирмах, хлынувших в Россию. Поскольку я знала советскую бюрократию, то была для них ценным кадром. Вскоре меня пригласили работать в Стенфорд в одну из фирм, занимавшихся конверсией. Но я очень плохой капиталист, мне не нравилось, как действуют эти фирмы в России - по принципу "унести сколько можно". Среди моих клиентов оказалась Международная конфедерация труда, резко отличавшаяся от остальных своим отношением к России. И я предпочла работу у них заманчивому предложению из Стенфорда.

- А почему вы бросили заниматься русской литературой?

- Культура должна быть доступна людям. А когда учителя не получают зарплату по полгода... Я продолжаю очень много читать, хотя в последнее время в основном читаю Акунина. Очень хорошее отвлекающее средство от очередных лживых пресс-конференций и мыслей, что долги по зарплате растут.

- Что вам больше всего запомнилось в вашей работе в России?

- Суд в одном рязанском райцентре. Там обанкротили швейную фабрику и 452 женщины оказались на улице, без денег, положенных им по закону. Они подали в суд, суд долго откладывался, но наконец состоялся. В маленькую комнатку суда набилось 200 женщин, хотя все ожидали одного представителя. Более часа шла перекличка, некоторые швеи были глухие. Они выиграли суд, но дело не в этом, в России довольно часто выигрывают такие споры. Дело в том, что они все пришли, чтобы выиграть. Это было такое гражданское стояние за свои интересы.

- Как относятся ваши родители к профсоюзной работе и жизни в России?

- Мама перестала меня спрашивать, когда я возвращусь в США. Она долго не могла поверить в значимость профсоюзной работы, но недавно сказала: "Ир, у Стюарта (моего брата, автомеханика) непонятно что творится на работе, пенсионной системы нет, медицинского страхования тоже, ты не могла бы уговорить его вступить в профсоюз?" Я ахнула: "Ма! Наконец ты поняла!"

А отец? Бедный мой отец: он не любит путешествовать - я много езжу. Он терпеть не может иностранные языки - я их стала учить. Особенно его задело, когда я стала учить языки народов, с которыми он воевал во время Второй мировой войны, - немецкий и японский. А тут еще русский. Он типичный американец своего поколения: когда я была в Ленинграде и они с мамой приплыли туда на туристическом теплоходе, папа отказался сходить на берег. Я пошла на теплоход и долго его уговаривала посмотреть город, обещая, что мы будем ездить на метро и он ни копейки не вложит в экономику вражеской страны. Теперь, когда я приезжаю, он уже спокойно задает мне вопрос: ты когда обратно?

- Вы не хотите стать гражданкой России?

- Если бы это не было сопряжено с необходимостью отказываться от американского гражданства, я бы взяла российское.

- Россия вас не злит, не раздражает вечной своей нерациональностью?

- В США тоже есть свои безобразия, только под другим соусом. Но я заметила, что в США я злюсь на очереди и никогда в них не стою, а в России - как шелковая. Когда я живу в России, я понимаю, насколько я американка. Когда приезжаю в Америку, начинаю понимать, насколько я русская. Последний раз на Новый год у друзей стала говорить долгий тост, обращаться к каждому. Это совсем не по-американски, мой старый друг рассмеялся: "Ир, мы будем пить или тебя слушать?"

Но вообще-то я считаю, что россияне и американцы очень похожи друг на друга. И те, и другие всегда готовы что-то сделать из ничего. Разница в том, что в России стараются выжить вне системы, а в Америке система использует эту замечательную способность людей, чтобы развиваться. Мой брат, между прочим, зубную пасту в авторемонте использует.

- Вы не хотите остаться жить в России?

- Я думаю, что буду долго жить в России. А если уеду, то хочу не "уехать из", а "уехать в". Я не хочу уехать из России с плохим вкусом во рту, когда я столько лет ее люблю и столько лет здесь живу. Если вы спросите у меня, где лучше жить, я не знаю. Иногда хочется яблочного сока, иногда апельсинового; это не значит, что один вкуснее.

- Что вы любите в России?

- В Москве - Ботанический сад, летнюю Ильинку в выходные. Гулять по Красной площади, когда идет снег. Люблю Урал, Камчатку и Дальний Восток.

- Как вы считаете, возможна ли в Россию миграция с Запада?

- В начале реформ был своеобразный бум: в Россию очень много ехало финансистов, биржевиков. Во-первых, здесь было безумно интересно, во-вторых, они здесь слыли экспертами, поработав в США всего год на бирже. Сейчас такой волны не ожидается, но Россия не может не привлекать людей с Запада. Всегда привлекала.